Учиться читать
Перед вами перевод еще одной статьи Никласа Лумана, важной для дискуссий о zettelkästen. На сей раз это эссе «Учиться читать» (Lesen lernen).
Мой предыдущий переводческий опыт доступен по ссылке ☞ «Коммуникация с картотекой». Для понимания исследовательских приемов Лумана лучше начать оттуда. Большинство из сказанного в предисловии к той статье справедливо и здесь, поэтому я не буду повторяться.
Работа Лумана «Lesen lernen» хорошо иллюстрирует его писательский стиль — мысль движется стохастически, переход от темы к теме порой лишён каких-либо объяснений1.
Не знаю, как дела обстоят в современной Германии, но в российские научные журналы такую статью вряд ли приняли бы. Источников ноль, выводов нет… К тому же Луман не утруждал себя вопросами стилистики. Например, он мог повторить какой-либо термин несколько раз в рамках одного предложения. Я решил не ретушировать эти особенности в переводе.
Несоответствие формальным требованиям, однако, ничего не говорит о содержательной стороне текста.
Луман конденсирует в одной статье множество тем. Каждый тезис можно было бы развернуть в самостоятельное исследование (проблема перевода, жанровые различия, роль медийных средств в писательстве и т.д.). Луман также затрагивает тему работы с картотекой. Здесь она раскрывается в ракурсе читательских практик, что особенно интересно.
Перевод выполнен по изданию:
Luhmann, Niklas (2008): Lesen lernen, in: Niklas Luhmann, Schriften zu Kunst und Literatur. Frankfurt a.M., 9-13
Современное общество производит очень разные типы текстов, которые требуют очень разных типов чтения. В определенном смысле привычка специализироваться на одном типе текста вредит читателю при чтении других типов текстов; и поскольку это в значительной степени бессознательные, ставшие привычными навыки, такие специализации трудно исправить.
Рекомендуется различать поэтические, повествовательные и научные тексты. Далее речь пойдет о научных текстах, но их особенность лучше всего проясняется, если мы сперва уточним, почему их нельзя читать как стихи или романы.
Создание своеобразной типологии художественных текстов обязано длительному историческому процессу привыкания, который длился с XVII века и до конца XVIII века и был обусловлен сложностью различения между действительностью и вымыслом. Поначалу романы выдаются за найденные письма, найденные записки, чтобы убедить читателя в подлинности рассказа. В случае с нарративом связность текста возникает из напряжения, т.е. из неизвестности будущего, которое читатель отодвигает; но также из направленного в обратную сторону ослабления напряжения, которое, как заметил Жан Поль, должно обращаться к уже прочитанным частям текста. Читатель, так сказать, сталкивается с парадоксом: он уже знает то, чего еще не знает. Рассказ разворачивается не только во времени собственных сюжетов, как текст он также структурируется с помощью времени, а именно с помощью различения уже прочитанного/еще не прочитанного.
Чтение стихов предъявляет совершенно иные требования. Они никоим образом не предлагают повествования в стихотворной форме и не могут читаться линейно, строка за строкой, от начала до конца. Здесь важны тональные элементы, необычность выбора слов (особенно нормальных слов), признание противоположных значений и контрастов и, прежде всего, ритм как гарант для подспудно сопутствующего единства. Чтение требует внимательной кратковременной памяти и многоуровневых рекурсий, которые не могут рассчитывать на то, что подразумеваемое это тоже, что и сказанное.
Опять же чтение научных текстов предъявляет иные требования. Я имею в виду лингвистически сформулированные тексты, т.е. не тексты, написанные тайнописью математических или логических вычислений. Ученым тоже приходится составлять предложения, если они хотят опубликоваться. Однако в необходимом выборе слов царит такая степень случайности, которая невообразима для большинства читателей. Даже сами ученые редко осознают это. Подавляющее большинство текстов можно было бы сформулировать иначе, и они были бы сформулированы иначе, если бы их написали на следующий день.
Масса слов, необходимых для формирования предложения, ускользает от любого концептуального регулирования. Например, «ускользает» в предыдущем предложении. Этого невозможно избежать, даже если приложить максимум стараний для обеспечения различимости и узнаваемости слов, нагруженных концептуальным смыслом. Они всегда составляют лишь небольшую часть текста. Но как читателю найти те слова, которые имеют значение?
Эта проблема особенно остро встает в двух случаях: у переводчиков и у начинающих. Во всяком случае, я заметил по этим двум группам читателей, насколько обусловлено случаем мое собственное письмо, несмотря на значительные старания в поддержании и уточнении теоретических связей.
Переводчики, незнакомые в достаточной мере с теоретическим контекстом соответствующего текста, часто употребляют равные старания при переводе каждого слова, которое они встречают в тексте. Это не значит, что они соблюдают порядок слов, что обычно вообще невозможно, и переводят «слово в слово» в этом смысле. Но они не считают себя вправе играть с содержанием предложений. Они выбирают из имеющихся лексических эквивалентов тот вариант, который кажется ближайшим к предположительно подразумеваемому значению, и я не знаю, как можно было бы сделать иначе, без написания совершенно нового текста на другом языке. Поэтому заинтересованным наукой читателям можно предложить лишь изучить как можно больше языков, чтобы по крайней мере пассивно владеть ими, то есть читать и понимать. Начинающие, особенно первокурсники, поначалу сталкиваются с организованным в форму предложения множеством слов, которые они читают фразу за фразой, и после могут понять смысл предложения.
Но какое это имеет значение? Чему следует «учиться»? Что важно, что лишь мишура? После нескольких страниц с трудом вспоминается прочитанное. Какие рекомендации здесь можно дать?
Одна из возможностей в том, чтобы запомнить имена Маркса, Фрейда, Гидденса, Бурдье и т.п. Очевидно, что большинство знаний упорядочено по именам, возможно, также по названиям теорий, как например социальная феноменология, теория рецепции в литературоведении и т.п. Курсы для начинающих или вводные тексты также устроены схожим образом. Однако то, что человек не изучает или почти не изучает в процессе, – это понятийные взаимосвязи и, в первую очередь, проблемы, на которые тексты пытаются дать ответ. Сдающие экзамены все еще завершают обучение, желая, чтобы их расспросили про Макса Вебера или, если это слишком, про Умберто Матурана, и готовы сообщить, что из этих авторов они знают.
Другой вариант – это читать параллельно много по определенной предметной области (ответственность за недостатки в гражданском праве, теория социализации, исследование рисков и т.п.). Затем постепенно формируется чувство уже знакомого и осведомленность о «состоянии исследований». Новые вещи становятся заметными. Но вы изучаете нечто, что чаще всего довольно быстро устаревает, и затем нужно снова разучиваться. Впрочем, это показывает преимущество изучения древних языков. Вам никогда не нужно разучиваться, достаточно их забыть.
Проблема чтения научных текстов, кажется, лежит в том, что здесь нужна не кратковременная, а долговременная память, чтобы получить исходную точку для различения существенного от несущественного и нового от просто повторяющегося. Но невозможно все запомнить. Это было бы зазубриванием. Нужны, другими словами, предельно выборочное чтение и способность извлекать связанные широкой сетью ссылки. Нужна способность понимать рекурсии. Но как этому научиться, если невозможно дать никаких указаний; разве только через необычность (как в предыдущем предложении, например, «рекурсия», но не «нужна»)?
Вероятно, лучший метод может заключаться в создании заметок, – не эксцерптов, а сжатой переформулировки прочитанного2.
Описание заново уже описанного почти автоматически приводит к тренировке наблюдательности в отношении «фреймов», схем наблюдения или также условий, которые ведут к тому, что текст предлагает определенные описания, а не другие. Причем всегда резонно поразмышлять: что не подразумевалось, что было исключено, когда утверждается нечто конкретное? Когда речь заходит о «правах человека», что чего автор отличает свои утверждения? От нечеловеческих прав? От человеческих обязанностей? Или кросс-культурно, или исторически от народов, которые не знают прав человека, и могут с этим вполне хорошо жить? Очень часто текст не дает ответа или однозначного ответа на вопрос о другой стороне своего утверждения. Но тогда придется помочь ему собственным воображением. Щепетильность относительно герменевтической оправданности или даже истинности была бы здесь неуместной. Ведь речь идет изначально только о собственной системе записей, о поиске чего-то, что имеет смысл запомнить, и об обучении чтению.
Это ведет к дополнительному вопросу: что делать с записанным? Конечно, поначалу вы производите по большей части мусор. Однако мы так воспитаны, что ожидаем от собственной деятельности что-нибудь полезное, а иначе быстро впадаем в уныние. Поэтому, следует обдумать, нужно ли и как подготовить заметки, чтобы они были доступны для последующего использования, или, по крайней мере, находились на виду в качестве утешительной иллюзии. Для этого потребуется компьютер или картотека с пронумерованными листками и индексом ключевых слов. Непрерывное «заселение» заметок является тогда еще одним рабочим процессом, требующим времени, но также и деятельностью, которая выходит за пределы простого монотонного чтения и как бы заодно тренирует память3.
Но мы начали рассуждения с постановки вопроса: как научиться читать научные тексты? Простой ответ заключается в том, что это широкоохватное обращение к уже известному, таким образом, требующее долговременной памяти. Она не формируется сама собой. Возможно, переписывание своими словами является подходящим методом; даже если надежду на научную продуктивность придется попридержать. Это может быть поводом вспомнить о том, что дифференциация текстов, с указания на которую мы начали свои размышления, возникла только в XVIII веке. Это относится к современному роману, к замысловатой (можно сказать почти мультимедийной) лирике, но также и к научной журналистике. Очевидно эта дифференциация во всех своих областях была очарована книгопечатанием. Может быть, сегодня, особенно ввиду возможностей предоставляемых компьютером4, нам вновь придется обратиться больше к собственному писательскому труду.
Это, кстати, создаёт дополнительные сложности при переводе.
Ср. с карточкой Лумана ZK II 9/8d
Последствия для чтения: вы читаете по-другому, когда обращаете внимание на возможности внесения в картотеку, – нет эксцерптам.
О проблеме памяти см. другую заметку в этом журнале ☞ «Картотека и память»
Спасибо! Дык вот почему я был так удивлен, прочитав книгу Зёнке Ааренса на немецком и её перевод на русский. Это разные книги :)