Никлас Луман однажды заметил, что большинство «экскурсий» в его картотечную систему заканчивается одинаково: «Зрители приходят. Они видят все и ничего кроме этого — как в порнофильме. В итоге чувство разочарования»1.
Отсылка к порнофильму только на первый взгляд кажется случайной. Существует давняя, восходящая к Платоновскому «Пиру», традиция связывать эрос и познание.
Платон выделяет три этапа спиралевидного движения ума к просветлению:
От красоты одного тела к красоте телесного;
От красоты души к прекрасным законам;
От красоты знания к прекрасному самому по себе.
Эту динамику переходов от частного к общему можно изобразить так:
Три витка эротического восхождения удивительно созвучны страстям и желаниям, царящим в среде заметкоделия. Тут тоже можно выделить соответствующие уровни: техники, принципов и системы.
Все начинается с влюбленности в конкретное тело-инструмент. Он кажется волшебным артефактом, способным преобразить опыт работы с текстом.
Для этого этапа характерна фиксация на технических деталях. Кажется, что в них вся суть. Начинающий писатель подобен подростку, который жадно изучает книжки о сексе, но выискивает в них только разные позы.
Как сделать настоящую нумерацию по Луману? Как создать литературную заметку? как прикрутить плагин Х к приложению Y? Все это приводит в состояние возбуждения… но заканчивается фрустрацией.
«Они видят все и ничего кроме этого — как в порнофильме».
Конечно, данная стадия становления писательского эроса неизбежна и даже необходима. Опасна лишь зацикленность на механике и превращение инструментов в фетиш.
В какой-то момент за многообразием техник писатель начинает замечать нечто общее, видеть душу вместо коробки с карточками. Так он переходит на уровень принципов.
Конкретный инструмент отходит здесь на второй план. Обсуждения писчих принадлежностей, специфики текстовых редакторов, плагинов и настроек уже не увлекают. В общем, все происходит ровно так, как описал Платон в «Пире» (с поправкой на нашу тему).
Писатель «…полюбит сначала одно какое-то тело и родит в нем прекрасные мысли, а потом поймет, что красота одного тела родственна красоте любого другого и что если стремиться к идее прекрасного, то нелепо думать, будто красота у всех тел не одна и та же… После этого он начнет ценить красоту души выше, чем красоту тела… благодаря чему невольно постигнет красоту нравов и обычаев и, увидев, что все это прекрасное родственно между собою, будет считать красоту тела чем-то ничтожным»2.
Так или иначе, писатель обнаруживает, что овладение техникой без понимания принципов дает очень мало. Любое изменение условий (например, вынужденная смена приложения) грозит полным сумбуром. Напротив, для тех, кто постиг принципы диалектики3, подспорьем будет любой инструмент. Вещи начинают служить тому, кто возвысился над вещами.
Проникнув в красоту принципов, писатель совершает еще один виток восхождения. Принципы предстают перед ним в системном единстве, и он обретает целостный взгляд на природу творчества.
Теперь он готов «…повернуть к открытому морю красоты и, созерцая его в неуклонном стремлении к мудрости, обильно рождать великолепные речи и мысли, пока наконец, набравшись тут сил и усовершенствовавшись, он не узрит того единственного знания, которое касается прекрасного»4.
Мне кажется, что эффекты синергийности и серендипности в полной мере начинают проявлять себя только на этом уровне5. По крайней мере, к такому выводу склоняет статья Лумана «Коммуникация с картотекой».
Платон. Собрание сочинений : в 4 т. Т. 2. — М. : Мысль, 1993. — С. 120-121
В Платоновском смысле познавательного искусства.
Платон. Собрание сочинений : в 4 т. Т. 2. — М. : Мысль, 1993. — С. 121
«Конкретный инструмент отходит здесь на второй план. Обсуждения писчих принадлежностей, специфики текстовых редакторов, плагинов и настроек уже не увлекают».
Я думал, это со мной что-то не так, потому, как меня перестали увлекать приложения, а больше подходы и приемы. Оказывается, я просто перешел на другой уровень понимания.